Вернувшись к костру, Томас одноразово подбросил на малиновые угли большую охапку хвороста. Это было насквозь неправильным действием: в данной каменистой местности сухие дрова являлись настоящей редкостью, и их принято было экономить, используя, в основном, в ночное время суток.
Он достал из седельной сумки большую бутылку синего стекла с креплённым хоббитанским вином и громко объявил окружающему его пространству:
— Почему бы не попьянствовать немного, а? Раз у меня нет ни опыта, ни чуткого кошачьего носа, ни прочих всяких неординарных способностей? Имею я хотя бы право — обидеться? Или как? Имею, ясен пень! Вот и пошли все — куда подальше…
В течение последующих десяти-двенадцати минут Томас регулярно притрагивался губами к горлышку бутылки. Естественно, что он только делал вид, что пьёт. Вернее, почти делал вид, изредка по-настоящему глотая ароматную жидкость, которая ему, определённо, нравилась.
«И, все-таки, что-то во мне есть от настоящего хоббита», — подумал Томас. — «Вот, взять это яблочное вино. И Бродяга, да и Кот с Айной уверяют в один голос, что, мол, это натуральное вонючее пойло, которое употребляют только сумасшедшие хоббиты. А мне вот нравиться! Следовательно, я, всё же, хоббит…. Как же снова стать человеком?».
Посчитав, что уже пора переходить к следующему акту задуманного спектакля, Томас притворился смертельно пьяным: прогулялся, пошатываясь из стороны в сторону, вокруг костра, заплетающимся языком поорал всякие и разные песенки.
— Может, лечь спать? — сам у себя громко спросил Томас, после чего, старательно изобразив хмельное раздумье, ответил: — А, пожалуй, что и завалюсь…
Он, прихватив с собой меховой тулупчик Кота, прошёл в каменную прямоугольную нишу, образованную двумя гранитными валунами, подстелил на землю тулуп и, недовольно повздыхав, громко захрапел. Но храпел он — из элементарной предосторожности — прерывисто, делая регулярные полуминутные перерывы.
Вскоре послышались тихие шаги.
«Чёрт побери! Похоже, что их двое», — забеспокоился Томас. — «Одного, чтобы не рисковать избыточно, придётся убить. Лишь бы не перепутать…».
Он взмыл на ноги, мгновенно сориентировавшись, метнул нож в правую фигуру и приказал грозным голосом:
— Бросить оружие! Быстро! Обещаю оставить в живых!
Низенький чурук, облачённый в ядовито-рыжую шубу, схватился обеими ладонями за рукоятку кинжала, торчащую из его горла, медленно опустился на землю и замер. А вот Илвер никого желания сдаваться не выказал. Наоборот, выставив вперёд короткое копьё, он лишь презрительно улыбнулся и хриплым голосом пообещал:
— Я тебя, мерзкий хоббит, в живых не оставлю! Даже и не надейся, змеёныш…. Ха-ха-ха! У тебя и оружия никакого нет! Даже нечего бросать на землю…. Ха-ха-ха!
А вот это он сделал совершенно напрасно. То бишь, напрасно засмеялся, широко открыв рот и беззастенчиво демонстрируя тёмно-жёлтые, острые и кривые клыки. Неосторожно это было и крайне недальновидно….
Томас резким щелчком послал вперёд кусок курительного табака, заранее скатанный в плотный шарик. Попал, конечно же. Как и хотел — прямо в приоткрытый рот противника.
Илвер, согнувшись пополам, закашлялся и выронил из рук копьё. Дальнейшее уже было делом техники: несколько скупых ударов руками и ногами, треск рёбер, болезненные стоны…
Крепко связав предводителя чуруков, Томас посадил пленника на землю, прислонив спиной к гранитному валуну, и по-честному предупредил:
— Если будешь молчать, то мне придётся позабыть о вежливости. Для начала отсеку тебе мизинец на правой руке, потом — на левой. Ну, и так далее…. Как такая перспектива? Нравится?
— Не нравиться, — злобно пробурчал Илвер, слизывая кровь с разбитых губ и гневно сверкая глазами. — Что ты хочешь знать, упрямый хоббит?
— Где Мари? Что с ней?
— Мари? Кто это такая? — притворно удивился чурук. — А, эта пухленькая хоббитаночка…. Ой, не бей больше! Ну, хватит, честное слово…. Хорошо, я сейчас всё расскажу! Скоро ты увидишься со своей ненаглядной и обожаемой невестой. Очень скоро…. Готовься к сюрпризу, дурачок! Бродяга, он большой придумщик…
Послышался тоненький свист и в грудь Илвера — с левой стороны — вонзилась арбалетная стрела. Голова чурука безвольно откинулась назад, тёмно-фиолетовые глаза застыли…
Томас резко отпрянул в сторону, перепрыгнул «ласточкой» через гранитный валун, сгруппировавшись в полёте, умело перекувырнулся через голову и затаился, ожидая дальнейшего развития событий. Ещё, конечно же, вытащил из специального хитрого кармашка, вшитого в руках камзола, стилет с длинным лезвием, готовясь к смертельной схватке с неизвестным противником.
— Вылезай, Утренник, это всего лишь я, — прозвучал спокойный голос Бродяги. — Вижу, парочка чуруков объявился около нашего лагеря. Рыжие шубы, они больно уж занятные и заметные. Думал, что ты попал в беду. Ну, и, поспешив на помощь, пристрелил этого волосатика. Со вторым, слава Богу, ты и сам справился…. Я вообще чуруков терпеть не могу: вонючие, кровожадные, подлые…
«Ну-ну, пой голосистая ласточка, пой!», — неприязненно подумал Томас. — «Ты же видел, что Илвер крепко связан! Не мог не видеть, так его растак…. Следовательно, что? А чёрт его знает, что — следовательно! Совсем я запутался…. Кто враг? Кто друг? А эта многозначительная фраза чурука, мол: — «Бродяга, он большой придумщик…». Она что означает? Идиотизм сплошной и бесконечный…».
Выбравшись из-за каменного укрытия, Томас осторожно потрогал ногой неподвижное тело Илвера, недовольно помотал головой и спросил у следопыта: